Записки Летучего/Летающего Медведя

Ни псины в доме. Пауки висят,
К прогулкам не имея интереса.
Смотрю в окно. Передо мною сад,
Где за деревьями не видно беса.

Соседский кот, как зебра, полосат
И действует, как двигатель прогресса,
Так, что пионов куст давно уссат.
Давно, вообще, пора урыть балбеса.

Но нет, нельзя. Нам звери не враги.
И хуже было - ссали в сапоги,
Не говоря про подраны обои.

Пес с ним, с котом. Вон, ландыши цветут.
А пауки тенета все плетут,
К чему и предназначены судьбою.

Виршеплетство все та же магия для бедных
Возгонка удушливых испарений либидных
Ставить заплатки на расползающуюся ткань
Пишем Атлантида на ум пошла Тьмутаракань

В житейских обломках величие Рагнарека
Забава для рыцарей без страха и упрека
Запихивание пирамидок в круглую дыру
Пока стулья за спиной превращаются в кенгуру

В марте грачи и Наполеоны возвращаются с юга,
Сонные медведи вылезают проветриться из берлог,
Кровопиец начинает казаться милее, чем ворюга,
Орут коты, и хуже, чем обычно, варит котелок.

Сугробы проседают и покрываются черной коркой,
Иногда так пахнёт, будто Сам нам сказал "привет",
Грязь пахнет весной, а чистота пахнет хлоркой,
И небо... ну, знаете, такой особый мартовский цвет.

Я не люблю март, не хочу объяснять, есть причины,
Но и такую спицу не выкинешь все же, колесо ломая,
Зиму опять пережили, нет, ну какие же мы молодчины,
Скоро зацветут яблони, потерпим до апреля - до мая.

Вежливо улыбаться - это закон, здороваться при встрече,
Не есть сырого мяса, никогда не давать инстинктам воли.
Человек - царь природы, его никто уже не посмеет калечить,
Выструганного из зверя, наспех отмытого от воплей и боли.

Мастер способен найти человека без всякого фонаря,
Сделать из гориллы, гиены, свиньи, да хоть утконоса,
Невозможно представить, чтобы все это оказалось зря.
Вот что важно, а не то, что не изобрели еще наркоза.

Все для нашего же блага, а неоправдавшие Его ожидания,
У кого при досмотре найдется не лицо, а звериная морда,
Возвращаются на необходимую переделку в Дом Страдания
И учатся гордо реять и звучать, соответственно, гордо.

Все читавшие Честертона знают, что лист нужно прятать в лесу,
Сломанную шпагу - в куче собранного пионерами металлолома,
Маленькие личные радости - в эпохе всеобщего большого облома,
И в исторических свершениях - вредную привычку ковырять в носу.

Смерть прячут в иголке или перстне, джинна в лампе, яйцо в ларце,
Собаку Баскервилей - на болоте, в месте мокром, опасном и диком,
Капитана Ахава - с его кораблем и примкнувшим к ним Моби Диком,
Впрочем, море отдаст своих спрятанных, но только в самом конце.

Пока вино течет из меха,
Умеет в корень зреть циклоп,
Раз третий глаз украсил лоб,
А эти - нахрен, лишь помеха.

В душе шального Одиссея -
Троянский чудный конь в пальто.
Кто виноват? - опять Никто.
Итака, Лета, Лорелея.

Помнится, страшно обиделся в молодости, когда услышал: "сладкие сопли Сент-Экзюпери".
Ну, еще бы, "самое главное глазами не увидишь" и "мы в ответе за тех, кого приручили".
Но ведь правда - не увидишь, самое главное - в тайных доносах, вон, сколько их уже настрочили,
Пока мы брались за руки, друзья, и просили не нуждающегося в советах "гори, огонь, гори".

Романтика, едрит ее в кочерыжку и в костный состав, горящими глазками луп-луп, хлоп-хлоп,
Пока прожженные радостно потирали ручки и выигрывали конкурсы на самое теплое место в аду,
Увы, волшебник прилетает в голубом вертолете и бесплатно показывает кино только раз в году,
А единственно правильный ответ на "кто тебя обидел" - "никто", тут это знает любой циклоп.

Ну что же, алые паруса - на самом деле, лучший из способов контрабандной перевозки шелка,
И это еще цветочки по сравнению с тем, на что пригодно горящее сердце Данко и прочие Изергили.
Герои спят вповалку с вампирами, но те-то время от времени оживают, а герои остаются в могиле,
И самая лучшая Баба-Яга - воспитанная в своем коллективе красавица, спортсменка, комсомолка.

Потребность принадлежать к какой-то социальной группе
Сильна в каждом человеке, не говоря о человеческом трупе.
Хотя случаются ситуации, когда должно быть уже не до жиру,
Покойники всё выстраиваются и перестраиваются по ранжиру.
Ну, лежи себе, всё есть, что нужно для мертвого человека,
Нет, вылезают из могил поучаствовать в конкурсе "Покойник века".
И чем лучше помогал ближним и дальним выбраться из сией юдоли,
Тем живей всех живых, хрен знает, потому что мы с севера, что ли.

Герберт Уэллс заканчивает "Войну миров" гипотезой, что человек живет и умирает не зря.
А этот, кровососущий, как марсианин, то лежит в гробу, то неровный лет являет нетопыря.

Посмертные воздаяния за разные грехи полагаются разные тоже.
Кто возрождается котом, а кто и веником, которым гоняют кота.
По-ненашему - колесо сансары, по-нашему - суета сует, все суета.
Но вот к совсем потерявшим себя, к тем отношение всего строже.

Развоплотившиеся при жизни, заблудившиеся в лабиринте из слов,
Моловшие языком, хоть предупреждали их про мельничные жернова,
Могут воплотиться в небывалом образе многоглокой куздры сперва,
С перспективой докатиться впоследствии и до будланутых бокров.

Копающие, вместо вавилонской башни, вавилонский котлован до ада,
Не заслужили воплощения в бесхитростную и простую обычную тварь,
Во что-нибудь из старого каталога "я червь - я бог - я раб - я царь",
Из обитателей зоосада, или даже из обитателей ботанического сада.

Лесенка на небо
Посреди камней
Ангелы шныряют
Вверх и вниз по ней
Нас не замечают
Заняты своим
Вот спустился важный
Типа серафим
А найдет пророка
Лучше б не меня
Спросит сразу строго
Что мол за хуйня
Где девал ты жало
Мудрое змеи
Все вы так молчи мол
Прячься и таи
А без назиданья
А без умных слов
Станут человеки
Не мудрей ослов
Сядут у горшочков
Где хранился мед
Входит и выходит
Вечность и пройдет