Записки Летучего/Летающего Медведя

http://ivanov-petrov.livejournal.com/2058953.html

Согласен с Фильтрием: чего ни хватишься, ничего нет. Два примера сходу, совсем не думая.

1. При том, что вполне себе еще живо наше поколение, кому в момент распада Союза было уже за тридцать, то есть, совершенно зрелые, пожившие люди - реальная жизнь в СССР уходит из общественного сознания и почти уже ушла. Никому ничего не расскажешь. Меньше тридцати лет прошло - и уже сплошная мифология. На все вкусы. Одним нравится "думать" (да, сейчас это так называется), что было "все замечательно", другим - что "все ужасно", но вот простые, обыденные, повседневные вещи и дела, из которых состояла та жизнь, не интересны никому.

2. Как реально делается наука. Нет текстов, нет рассказов. Обиженные (многие из которых по внешним меркам вполне благополучны) рассказывают, как их обижали, и что везде все куплено, романтики... а нет вот уже романтиков; скажешь, что наука - это все-таки про истину, посмотрят как на идиота и дальше пойдут. Но мы вот встречаемся, разговариваем ежедневно - честное слово, не про журнальную мафию, не про то, кому какую премию дали или не дали. Нет таких тем в обиходе тех, кто реально что-то делает. Почему теория расходится с экспериментом, какие эксперименты еще нужны и можно ли их сделать, какой метод лучше использовать для решения такой-то задачи, что было сегодня в архиве (не в крутых журналах, кто их, в общем, читает)... Вот это реальные темы. О том, как облагодетельствовать человечество, чтоб в каждый дом - графеновую сковородку со встроенным супермегапроцессором, тоже не говорят. Зато пишут. Такая же мифология, как про СССР, и тоже биполярная. Всем интересно про ад и рай, никому не интересно про настоящий посюсторонний мир.

При Ю.С.Осипове как президенте РАН основная задача академии, как помнится, официально формулировалась как "сохранить людей". На практике, это означало размазывание манной каши тонким слоем по тарелке (см. сказку "Лиса и журавль"). Некоторые утверждают, что лисы и тогда себя не забывали, но для журавлей это выглядело именно так: чуть-чуть кончик клюва кашей намазать. Работать нормально не мог никто. Как ученый секретарь объединенного научного совета в начале и середине девяностых и завлаб в конце девяностых, я отчасти знаю, о чем говорю.

Понятна вся губительность такой системы. Сейчас, говорят, маятник качнулся в обратную сторону, и опять до отказа. Кто имеет гранты, тот живет почти как человек и дает жить своим сотрудникам. Кто не имеет - нищий. И опять выходит какая-то фигня. Ну, это, допустим, нормально, если активно работающий профессор получает на 15% больше, чем его не столь активный и успешный коллега. Ну, может, в полтора раза - еще нормально. Но не в разы и уж точно не на порядки. Потому что можно представить, во что превращается атмосфера в научном сообществе при дичайшем неравенстве - пусть даже счастливчики отбираются абсолютно справедливо и непредвзято (в реальности, понятно, тут всегда есть и будут вопросы, хоть какую систему делай). Звереют все. Одни от зависти и сознания своего бессилия, другие от свалившегося на голову нежданно-негаданно. Да и сколько, между нами, той головы. Кое-где у нас порой.

Мягше надо. Мягшшше. Научные работники - твари нежные. Ежели им в хари цигарками тыкать, испортиться могут. Да, собственно, уже.

Хотел по поводу этого коммента что-то хорошее сказать - ничего в голову не приходит.

(А как же Гротендик в "Урожаях и посевах"? Во-первых, Гротендику можно вообще все. А во-вторых, даже Гротендику все дозволено, но не все полезно. И расплатился он за это серьезно, и мировая наука тоже).

http://ivanov-petrov.livejournal.com/2053928.html
Для меня, наверно, единственный способ что-то понять - это поработать с этим. Решить какую-то конкретную задачу с использованием этого. Когда проделаешь много раз, появляется понимание, причем, не только данной конкретной вещи, но и целого набора, к которому она принадлежит (какой это набор - выясняется только впоследствии). Конечно, есть масса вещей, которые проделать не могу - ну так я их и не понимаю. Что касается обучения других... научной молодежи... Один мой друг говорил, что за выражение "в принципе, понятно" аспирантов нужно убивать. Морально. Либо ты можешь с этим работать, либо нет. Какие там принципы.

Я знаю, что это необщепринятое понимание слова "понимание". Скажем, я люблю живопись, люблю музыку, но и в голову не придет претендовать, что я их понимаю - поскольку сам ни рисовать, ни играть, ни петь, ни сочинять музыку неспособен. Здесь в сети полно никогда не воевавших (и даже не служивших в армии) знатоков военного дела, неученых любителей наук, которые понимают науку много лучше профессионалов и совершенно не стесняются им об этом сообщать, знатоков изящной словесности, неспособных к членораздельной речи, и так далее, и тому подобное. Такие вот диковинки природы.

http://biorxiv.org/content/early/2017/05/18/139725
или как с помощью решения дифференциальных уравнений в частных производных методом характеристик, биоинформатики и какой-то матери продемонстрировать, что у микробов силовики защитные системы примерно столь же вредны, как и мелкий криминалитет.
( Read more... )

http://ivanov-petrov.livejournal.com/2050414.html

Начнем с банальности: никакой строгой, полной и непротиворечивой системы доказательств не бывает. Но об этом "все", по крайней мере, слышали звон, говорить про это не очень интересно, и вообще, пусть математики и логики хоронят своих мудрецов... то есть, простите, мертвецов. Вопрос, наверно, не в этом. Вопрос (как понял) в том, как возможна хотя бы приблизительная уверенность в правильности утверждений в принципиально открытом мире, где, потенциально, все связано со всем. Всегда ведь можно сказать, что какой-нибудь новый неучтенный фактор перевернет все с ног на голову или наоборот.

Про это можно писать тома, со ссылками, примерами и подробными обоснованиями. В формате записи в блоге можно и уместно отметить следующее:

1. Познание начинается с середины, с попыток описать более-менее систематически мир вокруг нас. Потом мы движемся к "основам" (которые на самом деле никакими основами не меняются). Там новые факторы могут заставить нас радикально пересмотреть подход, но на описание мира вокруг нас это почти не влияет. Законы термодинамики более надежны, чем квантовая теория поля. Эйнштейн говорил, что классическая термодинамика - единственная теория, в отношении которой он убежден, что в пределах своей применимости она останется верной навсегда.

2. Это частный случай более общего свойства: наше описание мира иерархично, причем - и это очень важно - описание каждого уровня реальности в очень сильной степени не зависит от описания более глубинных уровней. По этому поводу часто произносится слово emergence. Речь идет о некоторых "классах универсальности" поведения сложных систем, причем, о сравнительно небольшом числе таких классов. Малые неучтенные взаимодействия не выводят, как правило, систему из данного класса.

3. Требование устойчивости (robustness) такого рода может даже использоваться для вывода законов природы - как, например, в нашем подходе к квантовой механике (см. недавний доклад и ссылки в нем: http://www.theorphys.science.ru.nl/people/katsnelson/dice.pdf ). То есть, те теории, которые не обладают этим свойством устойчивости, независимости от неизвестных деталей на глубинном уровне, просто не должны рассматриваться.

4. С этим, кстати, связано требование перенормируемости в квантовой теории поля. Неперенормируемые теории нефизичны именно потому, что зависят от тех масштабов, где мы ничего не знаем и, возможно, не узнаем. Нетривиальное утверждение состоит в том, что устойчивые теории возможны и существуют.

5. В более общем плане, речь идет вообще о возможности феноменологической науки (прототипом как раз и является классическая термодинамика).

6. Вот по всему по этому принцип соответствия является основным законом развития физики, а болтовня о "научных революциях" пользуется популярностью в основном среди "неученых любителей наук". Профессионалы знают, что квантовая механика не отменила классическую, более того, в двадцатом веке последняя расцвела пышным цветом (детерминированный хаос, нетривиальные полностью интегрируемые системы, и так далее).

7. И так далее.

Самая жестокая черта науки выражена в известном высказывании Д.И.Менделеева: "Сказать-то все можно, а ты поди продемонстрируй". Тут двойная ловушка.

Во-первых, огромная часть реальной научной работы - по сути, не творческая. Чистая комбинаторика: если метод, предложенный в статье А, применить к задаче, сформулированной в статье Б, имея в виду последующую проверку на системе, описанной в статье В... Это крайне полезная деятельность, собственно, из нее в основном (в смысле затрат времени, ресурсов и т.п.) наука и состоит. И первая ловушка - в абсолютизации этого метода, в недооценке роли существенно новых идей. Они бывают не у всех, они бывают редко, нетрудно их вообще пропустить. Когда Эйнштейна спросили, не боится ли он забыть великие мысли, которые ему приходят в голову, он ответил, что мысли приходят в голову настолько редко, что забыть их невозможно. Что же делать нам, которые ни разу не Эйнштейны.

Но мысли иногда имеем. Пусть даже малые собой и небессмертные, как душа у той лягушки из "Истории одного города". И вот тут начинается мучение, превращение человека в собаку - которая все понимает, а сказать не может. Воплотить мысль во что-то реальное, в выкладки, в эксперименты и так далее - почти всегда дело непомерной сложности. И вот она ворочается, ворочается в башке, не находя выхода через реализацию... И видишь, что мысль ценная, что ты понял нечто такое, что ни одна другая собака (sic!) не понимает... Иногда, не в силах вытерпеть мучения, пишешь "эссе", "программную статью", в общем, высказываешь идею без реализации. Как правило, реакция научного сообщества близка к нулю. Другой она и быть не может - это все равно, что удивляться, почему сон, столь важный для тебя, как правило, совершенно не трогает окружающих, если пытаться этот сон рассказать (ну, для тех, кто не Кольридж, и если сон не про Кубла-хана).

И тут вторая ловушка, куда хуже первой. Принять позу непризнанного гения, игнорируемого и травимого этими жалкими ничтожными людишками. А самые жалкие и ничтожные - корифеи, они-то ведь не могут не понять, насколько это важно. Да прекрасно могут, у них свои сны, с которыми они молча страдают десятилетиями - почему они должны быть снисходительны к тем, кто, не в силах сделать работу как следует, вываливает в ноосферу полуфабрикаты?

А что делать? Да ничего особенного. Пытаться довести идею до ума, воплотить ее в уравнения, теоремы, расчеты, выполненные эксперименты и все такое. И понимать, что в подавляющем большинстве случаев это сделать не удастся, и идею так и придется унести с собой в могилу. Такова жизнь, не ты первый, не ты последний.

http://ivanov-petrov.livejournal.com/2047550.html
Да. Сейчас так наукой занимаются.